Известный российский татарский писатель Ильдар Абузяров, который сам проживает в московском районе Бирюлево, где на днях вспыхнули беспорядки на национальной почве, рассказал о возможных причинах межнациональных конфликтов в России, а также назвал пути их разрешения.
– Почему именно Бирюлево? Что там происходит?
Ильдар Абузяров: В последнее время я вместе с братом живу как раз на той улице в Бирюлево, где и произошли погромы. Бирюлево – отдаленный район Москвы, окруженный железнодорожными путями, куда удобнее добираться на электричке. Возможно, поэтому у живущих там людей возникает ощущение, что они находятся вроде и не в Москве вовсе, что они полностью изолированы и живут в своем собственном маленьком мирке. Именно поэтому им было проще объединиться и мобилизоваться, чем, например, жителям типичного спального района в огромном мегаполисе с развитой инфраструктурой.
По сути, Бирюлево – это своеобразное гетто с относительно дешевым жильем и поделенным между этническими кланами бизнесом. Например, армяне контролируют все, что связано с ремонтом и автосервисом, а азербайджанцы – продажу овощей и фруктов. Я сам часто покупал продукты на рынке “Бирюза” – там работали одни мигранты. Да и в “Пятерочке” тоже почти весь персонал состоит из южан. А когда возвращаешься домой, у подъезда, на спортивных площадках тусуется местная молодежь.
После циничного убийства, которое стало причиной погромов, на улицах стихийно собирались стайки пьяных парней. Я инстинктивно старался обходить их стороной. Нетрудно было догадаться, что брось кто-нибудь клич, попытайся объединить эти группы, мало не покажется никому. И вот погромы случились, а власти, как всегда, оказались к этому не готовы.
После всех событий вблизи станции наглухо закрыли все продовольственные магазины и киоски, район патрулировал ОМОН – словно ввели режим чрезвычайной экономической ситуации, когда вечером ничего нельзя купить, и все сидят по домам. Я думаю, эти специальные меры направлены на то, чтобы продавать сейчас как можно меньше горячительных напитков.
– Большинство тех, кто вышел на стихийный митинг протеста в Бирюлево, не считают себя националистами. Вы с этим согласны?
– Русские люди по своей природе не националисты. Идеологической риторике империи не свойственен острый национализм. Скорее это похоже на глубокие массовые фобии общественного сознания, где страхи перед чем-то инокультурным и неизвестным вызваны событиями, произошедшими в стране за последнюю четверть века.
Развал СССР, утрата лидирующих позиций в культуре и политике, деиндустриализация, потеря уверенности во власти, коррупция привели к тому, что в обществе возникли страхи разрушения, потери территории. Символом этого негатива для русских стали мигранты. Эти фобии мало коррелируются с классическим национализмом. Они не связаны с чувством собственного превосходства. Скорее они сигнализируют о чувстве социальной незащищенности.
– Насколько велика роль национальных диаспор в Москве?
– В Москве велика экономическая роль азербайджанской, грузинской и армянской диаспор. Начать свой бизнес, будучи человеком со стороны, очень сложно. На примере знакомых я не раз убеждался, что получить разрешение на открытие овощного магазина в префектуре оказалось невозможным: там сразу попросили согласовать открытие магазина с представителями азербайджанской “овощной” диаспоры, контролирующей местный рынок. Согласитесь, так не может быть в государстве с работающими законами.
– Вы много ездите по стране. Можно ли говорить об ухудшении межнациональных отношений в России?
– В целом – да. Наиболее сложные межнациональные отношения на юге страны, в Краснодарском крае, Ставрополье, в Астраханской и Волгоградской областях – в регионах на границе с Кавказом. В северных районах мигрантов гораздо меньше, и поэтому напряженность чувствуется там не так остро.
Специфика же Москвы в том, что здесь выгодно вести бизнес, и поэтому здесь очень много мигрантов. Например, когда спускаешься в метро на станции “Комсомольская”, складывается впечатление, что живешь в каком-то восточном регионе. Москва по потенциальной напряженности находится, на мой взгляд, на втором месте после кавказских регионов, но проблема несколько сглаживается мультикультурной составляющей всех мегаполисов мира и относительно высоким уровнем жизни.
– Вы приехали в Москву из Казани. Приходилось ли вам сталкиваться с бытовыми проявлениями ксенофобии на национальной или религиозной почве?
– С бытовым национализмом я не сталкивался, но есть инфраструктурные неудобства. В огромной Москве есть всего три или четыре мечети, которые переполнены и куда практически невозможно попасть. В любом другом крупном мегаполисе мира – в Берлине, Париже, даже в более монокультурном Пекине – такой проблемы не возникает, потому что их там гораздо больше.
– Что делать с проблемой национализма в дальнейшем? Можно ли избежать эскалации конфликтов и как снять межнациональную напряженность?
– Думаю, на данном этапе это невозможно. Полыхать будет то здесь, то там. И это только потому, что у людей в руках нет ничего другого, кроме прутьев и арматуры, для решения своих социальных и экономических проблем. Теоретики национализма уже давно утверждают, что понятие нации – это социальный или культурный конструкт. Категориями наций стали мыслить лишь недавно.
Однако на практике упразднить национальную риторику полностью еще никому не удавалось. А если этот конструкт еще культивируется и искусно поддерживается как единственный канал для выхода социальной напряженности, то картина выглядит совсем уже безрадостно.
Национальность, как и национализм, являются культурными артефактами особого типа. Даже страны, в которых мультикультурализм являлся и является одним из приоритетов, такие как Германия или США, все еще борются с этническими конфликтами. Что уж там говорить о России. Учитывая множество социокультурных проблем, которые сегодня стоят перед страной, понадобится еще много времени, чтобы полностью сконцентрироваться на национальном вопросе и распутать этот клубок. Но властям, думаю, сейчас не слишком выгодно этим заниматься.
Юлия Брык, DW
