Асядулу Нигматулина судьба побросала по войнам и спецзаданиям. Он стрелял по немецким истребителям и бомбил американцев. Встречался с Путиным и Василием Сталиным. Видел разрушенный в 1945-м чужой Кенигсберг и в 1995-м свой родной Грозный… Судьба этого летчика, как и всей нашей страны, порой выделывала фигуры высшего пилотажа.
Асядула родился в татарском селе, где до революции почти никто не говорил по-русски. Его отец во время коллективизации не захотел отдавать скот в колхоз и уехал на заработки — пару лет колесил по Ирану и Средней Азии. Думал, за это время беда пройдет стороной. А она терпеливо его поджидала. Когда вернулся, один из друзей тут же предупредил, что Нигматулиных скоро придут раскулачивать. И тогда ночью Ярула вывез семью в безопасное место. В Чечню. В городе Грозном со временем построил свой дом и стал уважаемым человеком. Его выбрали в квартальные уполномоченные — выдали гербовую печать: и он выписывал жителям квартала самые разные справки. Заменял собой домоуправление и паспортный стол, а еще «потребнадзор» — занимался общественным контролем магазинов.
Асядула в Грозном пошел в школу. Но заканчивал ее уже во время войны.
— Десятого класса у нас тогда не было, а в последнем, девятом, начали учебу только в декабре 1941-го, завершили — в июне 1942-го. Последний экзамен был по немецкому языку.
А носители этого языка уже приближались к Кавказу. И Асядула, как и многие выпускники, пришел в военкомат записываться в добровольцы. Его в числе почти двухсот таких же как он вчерашних пацанов эшелоном отправили в Ростов-на-Дону. Но там они оказались никому не нужны. Город в ожидании прихода немцев был охвачен паникой и мародерством. Да еще чемоданы с собранными документами добровольцев по дороге украли воры. Прихватив в одном из полуразграбленных толпой магазинов рулон материи, Асядула и шестеро его приятелей пешком пошли назад в Грозный. По пути обменяли рулон у какого-то колхозника на лошадь и повозку. Ехали на ней, потом бросили. До дома добрались, лишь ненамного опередив немцев. Враг рвался к нефтяным месторождениям Кавказа и подошел к ним уже в августе. Но увяз под ингушским городом Малгобеком.
— Вокруг Грозного вырыли ров, при приближении немцев в него должны были пустить нефть и поджечь, — вспоминает Асядула Нигматулин. — Город оказался бы в огненном кольце. Но делать это не пришлось. Немцы не смогли пробиться к Грозному. И тогда сами устроили огненный ад — стали бомбить нефтепромыслы. Черный дым окутал весь город, и на него сверху пошли потоки горящей нефти. Прорвав две спешно сооруженные дамбы, она застыла, закоксовалась, совсем немного не дойдя до жилых домов…
Вскоре Асядулу в числе других добровольцев отправили в Закавказье. Одно из ярких воспоминаний — площадь в Ереване и он — часовой ростом всего в 1 метр 60 сантиметров — даже ниже своей винтовки. Прохожие при виде такого маленького солдата не могли сдержать улыбок. Потом Асядула служил на аэродроме в Кировобаде, через который по ленд-лизу в СССР поступали американские самолеты. За ними прилетали летчики из действующих частей. Один из экипажей предложил Асядуле и нескольким его товарищам записаться в их полк стрелками-радистами на пикирующие бомбардировщики Пе-2. Парни сразу же согласились.
4-й гвардейский полк 6-й авиадивизии базировался в Восточной Пруссии. До конца войны оставалось немного. Асядула успел сделать 18 боевых вылетов. Доводилось ему и вести огонь по немецким истребителям. Но серьезной угрозы они уже не представляли. Пе-2 были хорошо вооружены, летали тройками и могли даже выполнять фигуры высшего пилотажа — немцы не решались их атаковать.
День Победы полк Нигматулина встретил в Витинберге — в 22 километрах от Кенигсберга, столицы Восточной Пруссии.
Асядула снова убыл в Кировобад, чтобы вернуться в родной полк, уже выучившись на летчика.
— Пе-2 был очень не простой в управлении машиной, — вспоминает ветеран. — Особенно при посадке. Ты на ней фактически на три точки садишься — если угол атаки чуть больше, а скорость меньше, чем надо, цепляешь землю крылом или стабилизатором.
Его дивизия дислоцировалась в Прибалтике. Но Нигматулин не помнит, чтобы местные жители плохо относились к советским солдатам. Потому что СССР активно обустраивал жизнь в этих краях. Как-то оказавшись в Риге, Асядула, пересекая Даугаву на трамвае, заметил мост, который не видел раньше, пролетая над городом. И спросил вслух приятеля-летчика: «Интересно, когда это его построили?» — «Когда красные пришли, тогда и построили», — ответил местный парень, ехавший в трамвае.
На войне легче, чем на параде
В 1950 году 25-летний Асядула одним из первых в советской бомбардировочной авиации переучивался на реактивную технику. А одновременно заканчивал… 10-й класс — ходил в вечернюю школу. Потом в обстановке строгой секретности перегонял новейшие реактивные бомбардировщики Ил-28 в Китай.
Но после одного из очередных перелетов летчиков не вернули домой, а оставили на Дальнем Востоке, чтобы объявить: «Мы вступаем в войну».
Участие советских бомбардировщиков Ил-28 (в отличие от истребителей МиГ-15) в Корейском конфликте — до сих пор закрытая тема. Базируясь на наших дальневосточных аэродромах, они совершали не групповые, а одиночные вылеты на бомбометания, под прикрытием истребителей. И исключительно в плохую погоду. Бомбили южнокорейцев и так называемые силы ООН (то есть американцев), только из-за облаков.
— Мы вылетали на бомбардировки около четырех месяцев. В среднем раз в 2 дня. И были в полном неведении, какие цели бомбим. Нам просто сообщали координаты и предупреждали, что даже если самолет собьют, нельзя прыгать с парашютом южнее 38-й параллели (линия разделения между противоборствующими сторонами. — В. Ч.). К счастью, в ходе этого конфликта мы не потеряли ни одну из наших машин.
Эта засекреченная война была и на войну не похожа. Гораздо тяжелее летчикам приходилось на сталинских воздушных парадах. Асядула вспоминает самый последний из них — на День авиации в августе 1952 года.
На тренировки выделили лишь неделю. Ежедневно в 10 и в 16 часов 162 бомбардировщика Ил-28 делали два массовых вылета — друг за другом девятками мчались на минимальной высоте на скорости 800 километров в час.
— Это 220 метров в секунду! А расстояние между самолетами от хвоста до носа и от крыла до крыла — всего 10 метров! Реактивная машина преодолевает их за сотые доли секунды. Любое неверное движение могло привести к столкновению. Очень трудно было держать дистанцию. И не по приборам, а на глаз, — вспоминает Асядула Нигматулин. — Да еще глаза заливало потом, потому что лето: в кабине под 30 градусов, а ты в куртке, рубашке и хромовых сапогах. Прилетали — выжимали одежду. Василий Сталин, командовавший парадом, даже разрешил нам летать в трусах. В шутку, конечно. До сих пор удивляюсь, что никто не разбился. Мимо трибун в Тушино я летел практически вслепую.
Для Василия Сталина, командующего ВВС Московского военного округа, этот парад стал наивысшей точкой карьерного взлета. Потом его жизнь стремительно покатилась вниз. Впечатленный парадом Иосиф Сталин позвал сына на правительственный банкет. А Василий, не ожидавший этого, уже успел где-то набраться. Сталин выгнал пьяного сына с банкета и с должности. Дальше Василия ждали увольнение из армии без права ношения военной формы, тюрьма без права ношения фамилии, скоропостижная смерть якобы от отравления алкоголем… Так что Нигматулин был одним из последних, кто видел сына Сталина на пике карьеры и жизни. А у него самого взлет только начинался…
Любовь согрела в мороз
В том же 1952 году Асядула познакомился с будущей женой Ряйсой. Был в отпуске в Грозном и на танцах выронил из кармана незарегистрированный пистолет (в Восточной Пруссии этого добра было навалом). Это случайно увидела одна девушка и так строго отругала Асядулу, что он решил на ней жениться. Ряйса уже работала завучем в Кизлярском районе Дагестана. Нигматулин поехал к ней свататься. На Кавказе стоял лютый мороз —
настоящее стихийное бедствие. Обычно на кизлярские пастбища со всей Чечни зимой гоняли миллионы овец. Но тогда из-за морозов все заледенело — гибло до 200 тысяч овец в сутки. Вот на этом трагическом фоне Асядула предпринял свой поход за счастьем. При полном параде — в шинели и ботиночках. Но с чемоданом, в который на всякий случай положил валенки. Слава богу, их надевать не пришлось. Ряйса согласилась на предложение руки и сердца старшего лейтенанта. И мороз сослужил Асядуле хорошую службу. Из-за него в школе прекратили учебу, учителям дали отпуск. Вдвоем с Ряйсой они приехали в Грозный. По-тихому расписались в загсе. По обычаю жених должен был принести родителям невесты пироги. Вместо них Асядула преподнес им в кульке из газеты «Правда» купленное в магазине печенье. Свадьбы не было. Как не было и брачной ночи. Асядула уехал к себе на службу в Прибалику, Ряйса — назад на работу в Кизлярский район. И уже только летом они воссоединились и по-настоящему стали семьей.
Спасатель для Хрущева и космонавтов
В 1959 году Асядула закончил Военно-воздушную академию и был направлен в Липецк командиром эскадрильей инструкторов в особой школе летного мастерства для высшего командного состава ВВС. Но командовал очень недолго. Уже в 1960-м школу расформировали. После нелепого ЧП. Два заслуженных летчика-инструктора, выполняя учебный полет, по ошибке сбросили бомбу не на полигон, а на завод в Воронеже. Она упала между цехом и хранилищем спирта. Как раз в этом месте находился один из рабочих — бывший фронтовик. Услышав в воздухе знакомый с войны свист и быстро сообразив, в чем дело, он успел спрятаться за штабелем бревен. Это спасло ему жизнь. Но не спасло летную школу от расформирования. А вскоре разразилась еще более страшная катастрофа. Реформатор Хрущев, пребывая в ракетной эйфории, ликвидировал фронтовую бомбардировочную авиацию, так же как раньше уничтожил на флоте крейсера и линкоры. Асядула Нигматулин, единственный из своей части, избежал увольнения в запас. Он получил назначение командиром эскадрильи в специальный засекреченный полк, который обеспечивал советскую космическую программу, а в случае войны должен был эвакуировать правительство страны.
Экипажи постоянно тренировались по тревоге вывозить VIP-персон из разных точек Москвы и Подмосковья — с Фрунзенской набережной, со стадиона «Лужники», с ближних и дальних правительственных дач, включая дачу самого Хрущева. Вертолетчики должны были все эти объекты облетать или в крайнем случае просто на них побывать — изучить с точки зрения посадки и взлета. Например, рекогносцировку на Красной площади проводили под видом группы туристов….
Но большая часть времени уходила на обеспечение космических запусков, а точнее приземлений. В распоряжении 10 экипажей были вертолеты и специально оборудованные самолеты.
Любой запуск — от спутника до космического корабля с космонавтом на борту — имел кодовое обозначение «Космос» и номер, обозначавший его очередность. Нигматулин за 4 года службы в полку обеспечивал почти 200 запусков — от «Космоса-3» до «Космоса-196»! Уже само это количество позволяет оценить масштабы и интенсивность советской космической программы.
«Космос-3» — при посадке отклонился от заданной траектории и падал на Турцию, поэтому его взорвали в воздухе. «Космос-4» упал в Казахстане на целине, его нашли и едва не вскрыли местные жители. Они сильно рисковали — в секретные спутники закладывалась взрывчатка. Правом первым подходить к ним после приземления был наделен специально обученный подполковник из Рязанского училища ВДВ. Только он знал, как отключить взрывной механизм.
Первые космонавты — Юрий Гагарин и Герман Титов — сами выпрыгивали с парашютами из спускаемых аппаратов. Потом эти аппараты оснастили парашютами, а перед приземлением включались тормозные двигательные установки. За посадкой следила специальная команда — с самолетов Ан-10 и Ан-12, которые барражировали в воздухе. Она как бы дирижировала с высоты действиями всех остальных. Делать это было необходимо — к примеру, Терешкову унесло очень далеко в сторону от расчетной точки приземления. Первыми к обнаруженному спускаемому аппарату с самолетов прыгали десантники, потом подлетали вертолеты того самого секретного полка и брали космонавта на борт. Так Асядула встречал Валерия Быковского, который летал в космос одновременно с Валентиной Терешковой, но на другом корабле.
Космические дежурства у Нигматулина длились месяцами. В эти периоды летчикам запрещались любые контакты с внешним миром — нельзя было куда-то писать или звонить. Даже в гостиницах, где они жили, не должно было быть никого постороннего.
Жесткая посадка
В 1964 году он перевелся под Выборг, где возглавил 332-й Отдельный гвардейский вертолетный полк. Здесь ему довелось снова встретиться с самолетом своей юности — Пе-2. В расположении полка снимали фильм «Хроника пикирующего бомбардировщика».
— Съемки шли год. Помню сцену налета на немецкий аэродром, — рассказывает Асядула Нигматулин. — Все «Юнкерсы» сделали из фанеры. А для финального эпизода, когда подбитый бомбардировщик пикирует с экипажем на скопление танков и взрывается, изготовили модель Пе-2 (два на три метра), подняли ее на столб, с которого к земле уходил металлический трос. Модель съезжала сверху вниз по этому тросу, и пиротехники устраивали взрыв. Но выглядело все достоверно. Многие наши солдаты и техники тогда в работе над фильмом участвовали. Директор картины Игорь Лебедь попросил дать список всех, кто помогал, сказал, что полку за это заплатят. Но я ответил: никто из нас этих денег не увидит — все они уйдут в Министерство обороны. Тогда с нами рассчитались иначе — мы получили от киношников больше 100 килограмм белил и кубометр фанеры — все бутафорские самолеты разобрали и свезли к нам. А еще подарили кинокамеру и проектор. И мы начали сами снимать наш полк для истории. Сделали несколько отличных документальных фильмов.
Асядула Нигматулин много занимался музеем полка. И даже перейдя в 1973 году на работу в штаб 76-й Воздушной армии, продолжал собирать материалы по истории своей части. Как-никак 332-й Отдельный гвардейский вертолетный полк — прямой наследник 103-го Гвардейского истребительного, а тот — 158-го истребительного, которые защищали Ленинград с первого до последнего дня блокады и дали 12 Героев Советского Союза. Сразу три летчика уже в первые дни войны —
28 и 29 июня 1941 года — совершили воздушные тараны. Со временем полки преобразовывали один в другой, но летчики помнили, чье дело они продолжают. Это как дерево: от одной ветви отрастает другая, от нее — третья. А все вместе дают пышную крону на общем стволе. А потом этот ствол взяли и подрубили…
В 90-е годы начался развал армии. Вертолеты в 332-м полку почти перестали летать, музей разворовали. А еще стала рушиться дружба народов, и вместе с нею — страна.
Годы беспамятства
Самым большим потрясением для Асядулы Нигматулина стала война в Чечне. Его родной Грозный оказался разрушен сильнее, чем Кенигсберг. Он потерял сразу пятерых родственников — в том числе брата с сестрой. Обоих убили бандиты в собственных домах. Причем брат погиб в, казалось бы, мирное время между первой и второй чеченскими войнами. Неизвестные ночью выставили раму на застекленной веранде и уронили цветок. Брат спал рядом в комнате и, наверное, услышал шум. Дальше произошло что-то страшное, о чем соседи-чеченцы Асядуле Нигматулину даже не стали рассказывать. Преступники положили тела брата и его жены друг на друга. Дом подожгли, вышли тем же путем, раму за собой вставили. Но, поскольку окна, двери и ставни были закрыты, дом не загорелся.
Убитых похоронил сосед — уважаемый в округе чеченец — рядом с могилами других Нигматулиных. Этот же сосед обеспечил охрану Асядуле, который не успел проститься с братом — опоздал на похороны всего лишь на час. Заслуженному военному летчику из России находиться в Грозном было опасно. Поэтому возле его дома днем дежурил один автоматчик, а ночью двое. На улицу Асядуле рекомендовали не выходить, а если приходилось это делать, то только с охраной. Она же доставила его к поезду в Пятигорск. Вот так, будто прокаженный, прячась от земляков, Нигматулин побывал в родном городе.
Но и дома в Питере было не легче. Даже на даче под Выборгом не мог Асядула теперь спокойно побыть. Потому что она у него рядом с расположением 332-го полка. В каждый приезд Нигматулин узнавал о нем какие-то плохие новости — до тех пор, пока уже при министре обороны Сердюкове полк окончательно не расформировали.
А еще Асядула Нигматулин лишился памяти о войне — своей единственной фотографии, сделанной во время Великой Отечественной. Журналист одной армейской газеты выпросил у ветерана все его старые снимки для книги о летчиках. Книга вышла, фотографий в ней не оказалось, а сам журналист куда-то пропал…
…Лишь в последние годы страна начала выходить из пике. В армии и вокруг Нигматулина стали происходить позитивные перемены. А для него самого наступило время почестей и подарков. В 2010 году его пригласили на встречу с американским послом в Русском музее, а в 2012-м — с самим Путиным на Пискаревском кладбище… В 2016-м на свое 90-летие Асядула Ярулович просто купался в поздравлениях. От правительства Татарстана прислали чемоданчик с угощениями, мобильный оператор «Билайн» подарил ему 5 часов в месяц бесплатных разговоров пожизненно по Петербургу и Ленобласти, а родная ветеранская организация преподнесла юбиляру чайник…
Но самый дорогой подарок ему сделал «МК» в Питере». Мы смогли разыскать журналиста, «заигравшего» много лет назад то единственное фото Нигматулина времен войны. И вернули его ветерану. На снимке еще не оперившийся летчик Асядула — мальчишка, у которого впереди долгий полет над огромной великой страной, которая называлась Советским Союзом.
Единственный американец в Красной армии
В 2010 году в Русском музее на конференции по ленд-лизу Асядула Нигматулин познакомился с американским послом в России Джоном Байерли. Подарил ему копию рассекреченного журнала боевых действий 158-го полка, защищавшего Ленинград (ведь его летчики летали на американских самолетах). А посол в ответ вручил ветерану фотоальбом о своем уникальном отце Джозефе.
Старший Байерли — единственный солдат Второй мировой войны, воевавший в составе двух армий — американской и советской. Вскоре после открытия Второго фронта 6 июня 1944 года диверсант-десантник попал в плен к немцам. Совершил два неудачных побега. А во время третьей, успешной попытки вышел в расположение советской танковой бригады. СМЕРШ хотел отправить американца в тыл, но Джозеф уговорил оставить его с русскими танкистами. Был ранен в бою. В госпитале его случайно увидел маршал Жуков и дал сопроводительное письмо, благодаря которому бывший военнопленный, оставшийся без документов, смог добраться до посольства США в Москве. Но там в его историю не поверили, сказали, что в Штатах он считается погибшим и родственники уже получили за него деньги. Байерли поместили под арест. Его личность идентифицировали в итоге только по отпечаткам пальцев. А спустя 60 лет сын Джозефа — Джон — возглавил это самое посольство США в Москве. И подарил советскому ветерану Асядуле Нигматулину специально привезенный в Россию альбом, для которого отобрал 300 фотографий отца — с детства до старости.
— Мне за этот альбом сразу же после конференции предлагали большие деньги, но я отказался, — говорит Асядула Нигматулин. — Первой мыслью было отдать его в музей нашего полка. Да только не было уже ни полка, ни музея. Поэтому я просто отнес этот альбом в Библиотеку имени Рубцова, что недалеко от моего дома. А оттуда его передали в Российскую национальную библиотеку…
Источник: spb.mk.ru
