В свое время калмаки, как называют сибирских татар, переняли ислам от бухарцев, переселенцев из Средней Азии. Они пережили репрессии конца 30-х, потом войну, хотя пришлось пустить на дрова старинные родовые постройки, чтобы не околеть в сибирскую стужу. Калмаки выстояли в перестройку, когда развалилось местное производство. Но теперь, судя по всему, Юрты-Константиновы, которые их обитатели называют просто Юртами, скоро исчезнут.
Сейчас в Юртах осталось 60 местных жителей. Историю своего родного села они чтут и всеми силами пытаются сохранить. В местном музее – множество экспонатов. В основном это семейные реликвии, переданные в фонд музея самими обитателями Юрт.
Сотрудник единственного в России музея калмацкой культуры Джамиля Тартыкова показывает национальные костюмы. Здесь же – деревянная кровать, сделанная без единого гвоздя, калмацкая маслобойка, выточенная из цельного куска лиственницы, и пожелтевшие листы Корана, на которых за 200 с лишним лет не стёрлось ни одной буквы.
– Наш музей, который мы сами создали и сами пополняем, – единственный вариант сохранить нашу колмацкую историю, – рассказывает Джамиля Тартыкова. – И наши люди это понимают, поэтому они охотно отдают сюда свои семейные реликвии, какие-то свои вещи. У нас в семьях вообще стараются всё, с чем связана семейная история, сохранить. И конечно, мечеть старую все бы в Юртах хотели восстановить. Правда, когда это будет – неизвестно. Разговоры идут не первый год.
Другая достопримечательность Юрт – двухэтажный бревенчатый особняк, чуть заваленный на правый бок. Это – бывшее здание медресе. За 200 лет оно сохранилось в первозданном виде. Когда-то здесь учили воспитанников мусульманской духовной семинарии. В этом же доме жил местный мулла.
Сегодня хозяйка этого дома – 87-летняя Гизельбанат Садыкова или бабушка Абау, как зовут ее все в деревне. Предки Гизельбанат, выходцы из Средней Азии, были одними из основателей поселения. В молодости Абау училась в медресе. Когда медресе закрыли – она поселилась этом доме, чтобы сохранить в нем жизнь.
– Здание крепкое, ещё тысячу лет простоит, – рассказывает Абау. – Его построили без пилы – все брёвна рубленные, а сила дома – в лиственнице. Раньше таких здесь много было. Когда в 41-м году началась война, их на дрова разбирали и топили ими. Не меньше 20 домов таких было в Юртах. Сегодня остался только мой, и дальше там ещё один. У него даже хозяева есть, но они в нём уже не живут. В город переехали.
Мечеть появилась здесь в 1904 году. Тогда деревня активно разрасталась – уже в 1911 году в Юртах-Константиновых насчитывалось 208 человек. В 30-е годы рядом с мечетью появилась и медресе. Ее организовали в доме муллы Валиша Абдрашитова. В 1940-м советская власть закрыла мечеть и медресе, а мулла был арестован. Здание мечети сохранить не удалось. Однако калмаки не прекращали исповедовать ислам даже под страхом репрессий.
– Сейчас в наших Юртах нет ни мечети, ни медресе. И жителей то осталось совсем немного в деревне, – говорит Абау. – Многие в Томск перебрались – там у них тёплые дома. Сюда только на лето приезжают: картошку садят да рыбу ловят. Тут земля хорошая.
– Работы сейчас нигде нет, – говорит Абау. – И дальше что будет – чёрт его знает. Вот у меня племянник в Тайге живёт, 10 лет тюремным надзирателем проработал – сейчас вагоны сторожит на вокзале.
Семейные фото хранятся в старинном комоде. Тут же – открытки и грамоты от губернатора. Это благодарность за работу в голодные военные годы. Когда-то Абау сутками “ковала победу” в местном совхозе – теперь же ветеран труда вынуждена всю пенсию тратить на отопление и содержание огромного “дома-музея”. Чтобы протопить двухэтажную постройку зимой, приходится сутками “кормить” печь дровами. В январе температура воздуха в Юртах опускается до минус 50.
– Сейчас к зиме дрова куплю – сразу 5 тысяч рублей отдам. А мне две машины надо – это уже 10. Поколоть – ещё 10 тысяч. Итого “двадцатка” – сразу “в топку”. А ещё за свет плачу – на жизнь копейки остаются. Хорошо, племянник помогает, хлеб привозит.
“Привыкли только на себя рассчитывать”
Название села Юрты-Константиновы происходит от татарского “юрт”, или “дом”, и русской фамилии Константиновы. Более 400 лет назад предки калмаков, возглавляемые князем Иркой Уделековым и братьями Кожановыми, прибыли сюда из Приобских степей. В то время здесь уже жили так называемые служилые татары, которые охраняли Томск и проезжающие мимо посольства от набегов кочевых племён с юга. По легенде, увидев этот богатый край, предки калмаков сказали так: “Бесгемондакалмаккирек”, что означает: “Нам здесь остаться нужно”. Кстати, “калмак” с тюркского переводится как “остаться”. Считается, что здесь кочевники перемешались с сибирскими и казанскими татарами. И начался род калмаков.
– Раньше у русских поселение было в конце деревни – сейчас это окраина, – рассказывает местный житель Ринат Рыжих. – Они тут ещё испокон веков жили. А калмаки строились ближе к Томи (там располагалась деревня Тумаел, что означает “деревня возле Томи”. – СР). Потом их начало затапливать, и они сюда пришли. Получилась русско-татарская деревня.
– Это ведь как исторический памятник, – рассказывает Ринат Рыжих. – Вот его все и фотографируют, а ремонт там делать никто не хочет. Крыша уже разваливается. Эту Абау выдернут, пощёлкают и уезжают. А она латает кровлю, бедолага, нанимает людей.
– Раньше свиней держал, а недавно всех поубивал. Невыгодно. Я их ращу-ращу, а продаю за копейки. Больше денег на корма трачу, чем потом выручаю.
Из-за безработицы за последние годы деревня заметно поредела. Коренное население вымирает – дома опустели. Вкладывать деньги в развитие посёлка никто не хочет.
– Был один предприниматель, сельским хозяйством занимался – обанкротился. Теперь эти территории зарастают. Всё заброшено, и никто не собирается здесь что-то делать. Нет никакой надежды… Вы посмотрите: огромные поля, только обрабатывай. Раньше, я по детству помню, и скотина была, и коровники. Народу тут проживало – ёлки-палки, и детей сколько было, а сейчас все в город стремятся.
Когда-то в Юртах был колхоз “Кызыл-Шарек”, или “Красный Восток”. О тех временах сегодня напоминают разве что огромные пустующие зернохранилища и заброшенная сельхозтехника. Сеялки, комбайны, молотилки и тракторы уже давно прекратились в груду ржавеющего металлолома.
– Когда-то здесь было большое хозяйство, – вспоминает Линур Рафиков, – сейчас ничего не осталось. Скот угнали, распродали. Работы нет – многие спиваются. Рядом была школа, восьмилетка, так и её разломали, а желающих восстанавливать нет.
Сегодня в Юртах осталось пять детей школьного возраста. Каждый день они вынуждены ездить на учёбу за 10 километров, в посёлок Ленинский. Школьный автобус приходит сюда ранним утром: отвозит ребят в соседнюю деревню и обратно.
– Старую школу в Юртах можно было бы в усадьбу перестроить, – уверен Линур Рафиков. – 12 комнат – шутка ли? А теперь от неё одни стены остались.
Когда-то в этой школе учился и сын Линура Рамазановича – Рамиль. Он единственный из четырёх детей Рафиковых, кто остался в деревне помогать престарелым родителям. Ещё несколько лет назад Рамиль работал у местного фермера. Но тот обанкротился.
– Раньше коней держали, и коров по три головы, – теперь только овечек. И корма дорого покупать, и даже сено, что у местных берём. Жизнь пошла трудная – денег нет. Все надеются только на себя – от кого ещё помощи ждать? Власти сюда редко приезжают. Кто теперь губернатор? Кислюк? А, нет – Цивилёв, кажется. Я политикой шибко не интересуюсь.
“Зимой дорогу заметает так, что не проехать”
Почту в Юрты доставляют раз в неделю. Почтальон Альмира Лазарева разносит ее по домам. Ее предки приехали сюда с Северного Кавказа – местные приняли их как своих и прозвали черкесами. Когда-то у Лазаревых было большое подворье, но теперь всё изменилось.
– Деревня разрушается, – говорит Альмира. – Полей нет, и скотину кормить нечем, вот все и поразъехались.
В одном здании с музеем находится и медпункт – крошечное помещение рядом с бойлерной. Своей поликлиники в Юртах уже давно нет.
За лекарствами местным приходится ездить в соседний поселок Яшкино – своей аптеки в Юртах нет. Скорая помощь сюда едет не меньше часа. И это летом, по сухим дорогам. В морозы по местным “магистралям” добраться можно только на тракторе.
– Зимой дорогу заметает так, что не проехать, – говорит Зурия Айнагулова. – А без медпомощи, конечно, страшно нам. Мы ведь тут одни пенсионеры остались.
“А Богу молиться – у нас муллы нет”
Местный клуб – ещё одно развлечение для жителей Юрт-Константиновых. Он располагается всё в том же здании калмацкого музея. Несколько лавочек, а в углу – ещё советская стереосистема, как ни странно, в рабочем состоянии. Здесь проходят сельские собрания, сюда же приезжает мулла из райцентра.
– В Яшкино живёт один таджик, – рассказывает жительница Юрты-Константиновы Зиофа Рафикова, – он и читает нам молитвы.
Зиофа родилась в Юртах в большой калмацкой семье. Говорит, даже в годы “научного атеизма” здесь не переставали верить.
– Обязательно молились, – говорит Зиофа, доставая из шкафа потрёпанный Коран. – Была у нас мечеть, так её после войны разрушили и зерно там складировали. Я маленькая была ещё тогда. А сейчас праздники религиозные празднуем, а Богу молиться – у нас муллы нет.
– Из администрации никто сюда не приезжает, глаз не показывает. Года три тому назад был Фролов (Сергей Фролов – бывший глава Яшкинского муниципального района. – СР), мы с дедом ходили в клуб, так вдвоём были – больше никто не пришёл.
При этом за политической обстановкой в стране и мире Зиофа Галиакбаровна следит регулярно.
– Про “Зимнюю вишню” слышали – не дай Господь. Сейчас в Украине опять что-то, и, вообще кругом неспокойно совсем стало… Девчонки меня ругают: “Ну, мам, опять за Путина”. А я им: “А за кого?”, а они мне: “За коммунистов надо было”. Ну, придут они, и что, у нас сразу по-другому жизнь станет? Ничего не поменяется уже. Вот мы всё за Путина и голосуем.
Недавно по деревне прошёл слух, что из Юрт-Константиновых могут сделать музей-заповедник.
– Сейчас неподалёку тут турбазу строят, не знаю, как у них дела пойдут – рассказывает Ринат Рыжих. – А тут сразу заговорили, что поедут к нам, в наши места туристы на эту турбазу, и сделают из нашей деревеньки музей, чтобы их привлекать. А что, пускай будет деревня-музей! Что-то, может быть, изменится в нашей жизни к лучшему. Только не очень-то я в это верю.
