«Эшелон на Самарканд» – так называется новый роман Гузель Яхиной, который скоро выйдет в свет. Чем на этот раз сможет удивить читателя автор двух отечественных бестселлеров последних лет? «Татарстан» решил узнать об этом из первых рук.
– Гузель Шамилевна, ваш новый роман – о голоде в Поволжье 1920–1921 годов. Что определило выбор темы?
– Для многих этот период до сих пор «чёрная дыра», как в семейной истории, так и в истории страны. Нельзя двигаться дальше, имея позади «чёрные дыры» размером в пять миллионов человек – именно на такой цифре сходятся учёные-историки при оценке количества погибших от голода 1920-х годов (это данные Советского центрального статистического управления о дефиците населения за 1920–1922 годы).
Роман «Эшелон на Самарканд» – это правда о голоде 1920-х годов, рассказанная в форме приключенческой истории. Начальник эвакуационного эшелона Деев получает задание вывезти 500 детей из Казани в Туркестан, чтобы спасти от голодной смерти. Продвигаясь к основной цели – хлебному Самарканду – Деев должен совершить много маленьких подвигов: найти еду для детей, топливо для паровоза, лекарства, мыло, вывезти эшелон из пустыни, где железная дорога вдруг обрывается… Такая структура напоминает волшебную сказку или античный миф и вселяет надежду, что история закончится победой героя. Для меня очень важно было, чтобы сюжет тянул за собой читателя – и эта тяга пересилила бы тяжесть материала. Поэтому старалась сделать приключения героев как можно более увлекательными.
За шесть недель романного действия эшелон перемещается через 4000 вёрст и встречает на пути самых разных людей. Эти люди: чекисты, бандиты, работники продармии, служащие на железной дороге, туркестанские басмачи – непримиримые социальные враги и готовы убить друг друга. Но все они на поверку оказываются просто людьми – помогают спасти умирающих детей. Поэтому роман в первую очередь о человечности как непременном условии выживания любого общества.
Также можно сказать, что роман «Эшелон на Самарканд» – о двойственности советского режима. Главный герой романа Деев воплощает в себе две стороны советского режима – тёмную и светлую: он одновременно убийца и спаситель. Убийца Деев поневоле: в то мясорубочное время, на которое пришлась его юность, он вынужден был много убивать – сначала как участник Гражданской, затем как продармеец. Спаситель Деев по собственному желанию: сам пришёл работать на железную дорогу, чтобы бороться с голодом в стране – бороться, не убивая. Таких «деевых», кто становился убийцами поневоле: казнил крестьян за несдачу продуктового налога, работал в ГУЛАГе, воплощал всю репрессивную политику, – их было легион.
– К каким источникам вы обращались во время работы над книгой?
– «Взглядом сверху», или «взглядом с высоты птичьего полёта», были для меня труды историков. Прежде всего докторская диссертация профессора Вячеслава Полякова «Голод в Поволжье». Очень помогли два больших сборника архивных документов. Первый называется «Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД» и демонстрирует взгляд сотрудников ЧК на голод в стране. А второй – сборник писем «Голос народа. Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918–1932 гг.» – отражает мысли и чувства крестьян о творившемся вокруг. Было очень интересно (а иногда и жутко) сопоставлять два этих взгляда на происходившее: непосредственно тех, кто голодал, и тех, кто боролся с голодом и его последствиями.
Что-то я почерпнула из газет тех лет – к примеру, изучила всю подшивку «Красной Татарии» за 1926 год. Что-то – из документальной хроники тех лет. Но самым потрясающим источником оказалась «Книга о голоде», изданная в Самаре в 1922 году, – сборник литературно-художественных материалов
(пьес, стихов, рассказов) за авторством голодающих. Это тексты невероятной силы – не художественной даже, а на грани безумия.
– «Эшелон на Самарканд» – книга для зрелой аудитории?
– Это взрослый роман о серьёзных темах. Но надеюсь, что подросткам он также будет интересен, всё-таки приключенческая линия в книге сильная: то герои добывают еду для целого эшелона голодной детворы и молоко для новорождённого младенца, то прячут от контролёров тайком подсаженных в вагоны беспризорников, то спасаются от басмачей…
Да и любовный сюжет имеется: к мягкому Дееву приставлена в помощь детский комиссар Белая, суровая женщина с мужским характером – полная противоположность Дееву во всём. Она профессиональный боец с голодом, на её счету тысячи спасённых жизней, её действия обусловлены не сочувствием, а знаниями и статистикой. Это два разных полюса: эмоциональность, мягкость и эмпатия воплощены в мужском образе; сухой профессионализм и твёрдость духа, бескопромиссность – в женском. Между этими полюсами искрит – развивается любовная линия.
Дети в романе – коллективный персонаж. Многие детские характеры и ситуации не придуманы, а подсмотрены в мемуарной литературе о том времени. К примеру, история про невероятную привязанность мальчика к самодельному перочинному ножу, который долгое время был единственным «другом». Или история про огромную выдуманную Вошь, что в кошмарных снах преследует ребёнка. Или сюжет про «женитьбу» мальчишек и девчонок, их «брачную жизнь». Или про крестьян, которые в голодный год подались «на Юпитер», а детей оставили умирать в избах…
– Когда и где разворачивается действие романа?
– Это октябрь 1923 года – в книге обобщается трагический опыт последних пяти лет. А 500 детей самых разных национальностей, которые едут в эшелоне, – производные этих голодных лет. Эшелон превращается в Ноев ковчег, который вывозит пять сотен детей из смерти в жизнь. А путь ковчега— от лесов Поволжья и казахских степей, через пески Приаралья и берега Арала, к пустыням Кызыл-Кума и горам Туркестана.
Число непосредственных жертв (смертей от голода) никто не подсчитывал тогда, но самые большие потери наблюдались в Самарской и Челябинской губерниях, Татарии и Башкирии, Немецкой Республике. Более всего пострадало крестьянство – беднота в деревнях, выпотрошенная мерами военного коммунизма, продуктового террора и в целом продуктовой политики Советской республики.
– Редкое современное художественное произведение обходится без стандартных постельных сцен. Вот и в «Эшелоне на Самарканд», как становится понятно из синопсиса, между главными героями вспыхивает страсть, о глубоком чувстве при этом речи нет…
– В том прошлом, о котором идёт речь в романе «Эшелон на Самарканд», а именно в 1920-х годах, само понятие семьи едва не развалилось под напором коммунистической идеологии. В России тогда уже очень активно шёл процесс эмансипации женщин, в том числе и в восточных республиках, и в Татарии. С 1917 года женщины в нашей стране были абсолютно уравнены в правах с мужчинами, а советская идеология мощно поддержала эту эмансипацию, так как молодому государству необходимы были трудовые резервы: женщины должны были вставать к станкам, работать в полях и на стройках, то есть принимать такое же активное участие в социалистическом строительстве, как и мужчины. Новый мир, который строили большевики, определял новое понимание всех социальных институтов, включая брак и отношения между полами. В 1920-е годы прогрессивный взгляд на любовь не предполагал заключения брака, а широко известная «теория стакана воды» делала нормой сексуальные связи малознакомых людей. Поэтому, если посмотреть на романы «Зулейха…» и «Эшелон…» взглядом придирчивого историка, то в отношениях героев мы увидим всего лишь отражение исторической правды того времени. И тот психологический путь, который проделала Зулейха – от домашней рабыни к женщине-охотнице, – также есть выражение исторической правды: отражение активной женской эмансипации в ранние советские годы.
Смешивать субъективное, оценочное и глубоко интимное понятие «настоящая любовь» с неким размытым сегодня до невозможности набором «семейных ценностей» я бы не стала. К примеру, любовь татарки Зулейхи к русскому мужчине, классовому врагу Ивану – самая настоящая, невзирая на отсутствие зарегистрированного брака. Как и страсть Анны Карениной к Вронскому. Или Аксиньи к Григорию Мелехову. Или ещё тысячи героев античных мифов и классической литературы.
Конечно, при описании чувств, отношений и интимных сцен автор руководствуется собственным чувством меры. Мне кажется, что в своих произведениях я довольно деликатно обхожусь с этой темой.
– Вы вплетаете в ткань своих произведений события из истории страны. Кроме советского времени, какие исторические периоды вам интересны как писателю?
– Все три романа я старалась писать так, чтобы они одновременно воспринимались и как исторические, и как неисторические – на материале конкретного временного периода раскрывали бы вневременные темы. Стремилась, чтобы получился не просто портрет «маленького человека» на фоне Большой Истории, а чтобы Большая История была сплетена, подталкивала, развивала частную историю героя. В романе «Зулейха открывает глаза» процессы раскулачивания, кулацкой ссылки, жизни трудовых посёлков в системе ГУЛАГа инициируют личную метаморфозу женщины: от домашней рабыни к свободному человеку. В романе «Дети мои» история поволжских немцев и отношение «вождя народов» Сталина к малым народам страны показаны глазами испуганного деревенского учителя, который всю жизнь пытается убежать от исторического процесса. В романе «Эшелон на Самарканд» голод 1920-х годов сплетён с трагедией главного героя – «палача поневоле», а стоящие на кону жизни 500 детей оказываются мерой человечности для всех взрослых героев.
Пока мне интересен ранний советский период. Не могу сказать, удастся ли написать о современности, хотя очень бы хотелось.
Рузия Сафиуллина
